Речь о пластической хирургии, а точнее о самом сложном и важном ее разделе – реконструктивном восстановлении внешности, пострадавшей в результате болезни или несчастного случая.
Слово – одному из ведущих пластических хирургов России, человеку, стоявшему у истоков развития отечественной челюстно-лицевой хирургии, руководителю Центра реконструктивной хирургии лица и шеи Центрального научно-исследовательского института стоматологии и челюстно-лицевой хирургии МЗ РФ, доктору медицинских наук, профессору Александру Неробееву.
О наболевшем
«АиФ. Здоровье»: – Александр Иванович, когда говорят о пластической хирургии, в первую очередь подразумевают омолаживающие операции. А какое место в этом разделе хирургии занимают операции реконструктивные?
А.Н.: – На самом деле, реконструктивная хирургия – основа пластической. За рубежом врач может считаться пластическим хирургом лишь после того, как 5 или 10 лет проработал в этой области.
У нас в стране сложилась совсем иная практика: 98% пластических хирургов приходят в эту профессию через два года после окончания медицинского института, в лучшем случае освоив две-пять косметических операций.
«АиФ. Здоровье»: – Теперь понятно, почему у нас так много нареканий на работу эстетических хирургов… С ошибками коллег вам часто приходится сталкиваться?
А.Н.: – Постоянно. 30% моей работы в эстетической хирургии – это исправление работы моих коллег. Особенно печально, когда, не понимая, с чем имеют дело, сотрудники частных косметических клиник берутся за онкологию и, скажем, удаляют опасную родинку. В таких случаях ошибка врача может иметь самые роковые последствия.
«АиФ. Здоровье»: – А если говорить о реконструктивной хирургии?
А.Н.: – Здесь ситуация еще серьезнее. Вот вам недавний пример. Приехал к нам в ЦНИИС мужчина с Дальнего Востока. На пожаре у него сильно пострадало лицо, он ослеп. Прежде чем к нам попасть, бедняга в течение семи лет перенес 100 (!) операций. И – никакого эффекта: у него не было носа, он не мог толком жевать, у него плохо открывался рот…
«АиФ. Здоровье»: – Но у вас-то ему помогли?
Читайте также:
А.Н.: – Помогли. Зрение мы ему, конечно, не вернули, но внешность существенно улучшили.
Отзывы о враче
В «Центре Флебологии» мне прооперировали пупочную грыжу. Хочу сказать БОЛЬШОЕ СПАСИБО хирургу Черноокову Александру Ивановичу, который меня оперировал (шовчик поучился очень тоненький!), анестезиологу Глазкову Анатолию Викторовичу — я даже не заметила, как началась операция: закрыла-открыла глаза, а мне говорят, что уже все сделано! Абрамовой Наталье Юрьевне, которая развеяла все мои страхи по поводу наркоза, Белых Елене Николаевне, ассистентам при операции, медсёстрам! Все сотрудники Центра, с которыми я общалась, были очень внимательными и доброжелательными. После операции я очень быстро встала на ноги, никакой боли не было, только небольшой дискомфорт. Через сутки я была дома, а на третий день уже «летала» по квартире, забыв про операцию. О ней мне напоминал только бандаж. Однозначно буду советовать всем ваш Центр! Все очень четко, быстро и цены приемлемые! Валентина, 38 лет
Огромное спасибо хирургу «Центра Флебологии» на Спортивной Александру Ивановичу Черноокову! Операцию сделали за час. Врачу-анестезиологу Арамовой Наталии Юрьевне низкий поклон — ни боли, ни страха не чувствовал. На ноги встал через 2 часа. Почему выбрал именно «Центр Флебологии» (и не ошибся): — врач, который делает осмотр и ставит диагноз, сам же и оперирует — никаких лишних анализов сдавать и оплачивать не надо, — сумма, указанная в договоре, не изменилась. Считаю ее честной. — перед операцией мне подробно рассказали о самой операции, о подготовке к ней, о возможных последствиях. — стационар как номер люкс. Все положенные лекарства давали точно в срок. Питание отличное. Резюме: профессионально и честно. Огромное спасибо! Алексей Самохвалов
Обнаружив у себя пупочную грыжу, я много сомневалась, заниматься ею или нет. Многие люди живут с ней много лет. И меня она не беспокоила. Но к Александру Ивановичу в «Центр Флебологии» на консультацию я все-таки съездила. После разговора с доктором я поняла, что заниматься этим необходимо и даже жизненно важно. Александр Иванович дал мне уверенность, что операцию надо делать. У этого врача золотые руки. При общении с ним видно, что для него медицина — это жизнь и призвание. Ирина Кузнецова, Москва
За державу обидно!
«АиФ. Здоровье»: – Значит, если что, помогут только в вашем институте?
А.Н.: – Не только. Но по-настоящему у нас в стране реконструктивная челюстно-лицевая хирургия представлена от силы в 2–4 крупных институтах, включая наш.
«АиФ. Здоровье»: – С чем это связано?
А.Н.: – С отсутствием заинтересованности в развитии этого направления на государственном уровне. Да и желающих работать в этой хлопотной и в высшей степени сложной области гораздо меньше, чем в «косметике», где можно получить быструю финансовую отдачу. Ведь в отличие от эстетической реконструктивная хирургия у нас в стране бесплатная. Операции выполняются по квотам.
«АиФ. Здоровье»: – Их хватает?
А.Н.: – На каждую такую операцию государство выделяет в среднем 110 тысяч рублей. Конечно, всех расходов это не покрывает. Но мы как-то выходим из положения. Тем более что в плане расходного материала, оборудования мы практически всем обеспечены. И, поверьте, выполняем операции не хуже, чем в США, Израиле…
«АиФ. Здоровье»: – Тем не менее многие наши граждане стремятся попасть на операцию именно туда…
А.Н.: – Что для нас, профессионалов, очень обидно. Однажды я не выдержал – позвонил в «Эхо Москвы». Там прошел сюжет о женщине, которую якобы не могут вылечить в России, а посему собирают средства на ее отправку в зарубежную клинику. Я вышел на журналиста, который занимался этой темой, и предложил прислать ту женщину к нам в ЦНИИС. Но ко мне так никто и не пришел.
А однажды была история и того хлеще. Из Министерства здравоохранения мне прислали 10-летнего мальчика. Забравшись в трансформаторную будку, он лишился половины лица. И какая-то женщина энергично занималась сбором средств на его зарубежное лечение. Невзирая на ее возражения, эту операцию провел я сам, после чего за мальчиком… (он был воспитанником детского дома) два месяца никто не приезжал. Пришлось даже давать объявление в газету. К сожалению, и сейчас еще много случаев, когда нечистые на руку люди занимаются спекуляцией вокруг этой темы…
Точный расчет
Статья по теме
«Мы были потрясены мужеством этой женщины». История жертвы теракта
На счету профессора Неробеева много уникальных операций. Одна из них – по восстановлению лица Натальи Головиной, пострадавшей во время московского теракта на ст. м. «Парк культуры» (о ее судьбе мы уже неоднократно писали в предыдущих выпусках «АиФ. Здоровье»). Врачи под руководством Александра Ивановича сделали невозможное: Наталье удалось восстановить прикус верхней челюсти и уничтоженную взрывом левую щеку (лоскутом мягких тканей, взятым из грудной мышцы), ей подправили спинку носа, а в ближайшее время совместно со специалистами из НИИ глазных болезней им. Гельмгольца сделают ей протезы глаз.
А.Н.: – Теоретически Наталье можно было бы пересадить лицо,– говорит профессор Неробеев.– К таким операциям мы технически готовы. Но в ближайшее время у нас в стране это вряд ли будет возможно: прежде нужно решить множество юридических, этических, организационных проблем…
«АиФ. Здоровье»: – Александр Иванович, а какие операции – самые сложные?
А.Н.: – Все. На лице нет рядовых операций. Здесь все на виду, одеждой ведь лицо не прикроешь. Поэтому каждая такая операция тщательно просчитывается. На это, а также на предоперационное обследование уходит больше 50% времени, отпущенного на лечение.
«АиФ. Здоровье»: – В челюстно-лицевой хирургии много новшеств?
А.Н.: – Очень! Нам стали доступны такие технологии, о которых мы лет 20 назад и не мечтали: начиная от компьютерного виртуального моделирования операций, заканчивая операционными микроскопами, микрохирургическим инструментарием, который позволил оперировать на структурах диаметром меньше 1 мм!
Не менее значительны и достижения научного плана. Наш институт одним из первых в стране начал разрабатывать и успешно внедрять новые методики перемещения собственных тканей пациента на место утраченных с немедленным восстановлением их кровообращения. Теперь мы можем все. К примеру, взять кость с ноги и сформировать из нее нижнюю челюсть. Или восстановить лицевой нерв, пострадавший после инсульта, травмы или операции по удалению онкологической опухоли лица, шеи.
Когда в 1989 г. – 27 лет назад, наш знаменитый нейрохирург академик РАН Александр Коновалов провёл первую в мире уникальную операцию по разделению сиамских близнецов – девочек из Литвы, одним из участников её, блестяще выполнившим пластику по закрытию дефекта черепа, был второй Александр – Неробеев, челюстно-лицевой хирург, доктор медицинских наук, заведующий кафедрой челюстно-лицевой хирургии Центрального института усовершенствования врачей (ЦИУВ) (ныне РМАПО). С тех пор имя Неробеева обрело особую известность не только в нашей стране, но и далеко за её рубежами. Искусный хирург, выполняющий уникальные операции, вдумчивый врач, умеющий рисковать и брать на себя ответственность, человек, идущий подчас «вопреки», несмотря на препятствия, многого добился. Сегодня он руководитель Центра реконструктивной челюстно-лицевой хирургии Центрального научно-исследовательского института стоматологии и челюстно-лицевой хирургии РФ (ЦНИИС), заведующий кафедрой косметологии и реконструктивной челюстно-лицевой хирургии, заслуженный деятель науки РФ, вице-президент Общества эстетической медицины, действительный член Ассоциации челюстно-лицевых хирургов Великобритании, профессор, доктор медицинских наук, дважды отмеченный наградами Правительства РФ, учитель, у которого много учеников, и просто интересный неординарный человек. – Александр Николаевич, мы начинаем с вами разговор под музыку боя скромных часов на подоконнике. Музыка у них давно забытая, а многим сегодня, может, и вовсе незнакомая. Это ностальгические воспоминания?
– Это подарок. У дарительницы-пациентки была огромная ангиома на лице, она погибала от кровотечения, от неё отказались многие хирурги, я её прооперировал, она выжила. В Твери, где я родился и вырос, старины хватало, это напоминание и о ней.
В Твери у нас было только три института – торфяной, педагогический и медицинский. Я мечтал стать нейрохирургом, но поскольку при поступлении в вуз толком не ведал ничего об этой специальности, то узнав, что хочу «заниматься головой», в институте мне посоветовали – иди на стоматологический факультет, там этим занимаются. Вскоре, став студентом, узнал, что стоматология «это врачевание зубов», а мне это было не интересно. Даже хотел уйти из института, но поскольку хорошо учился, был комсоргом курса, меня вызвал декан и пригрозил, что если «уйдёшь – сразу пойдёшь в армию, а окончишь институт – сам выбирай, чем будешь заниматься». Совет был правильный, и в этом я убедился, когда, получив диплом, мы с товарищем решили поехать подальше – за романтикой.
– Но рядом с домом было бы спокойнее, надёжнее, зачем же в «омут с головой»?
– В те времена, когда мы учились, надо было обязательно отработать по распределению 3 года. Рядом с домом было неинтересно. Решили написать письма в Петропавловск-Камчатский, Магадан, Якутск. Вскоре нам ответили из Якутии: приезжайте, мы вам работу найдём.
-
Читайте также:
Это было хоть и суровое, но незабываемое время. Мне предложили работу в поликлинике, к которой был прикреплён стационар. Работал и травматологом, и челюстно-лицевым хирургом, которого там вообще не было. Впечатления от той жизни были самые разные – край нелёгкий, жёсткий, но мы были подготовлены книгами Джека Лондона, так что деревянные тротуары, вода из колонок в вёдрах, которую покупали за деньги, не смущали. Мороз ниже – 500С, до работы идти час пешком, во всех домах топятся печки. Но было интересно – необычная, непривычная красота севера, вокруг молодёжь, и мы – ребята не избалованные. Однажды поехали на охоту, и я одним выстрелом попал в куропатку. С тех пор понял, что это не моё – жалостливый.
– И всё же в далёкой Якутии вы сверх срока не задержались, решили вернуться в столицу?
– Я очень много работал, и думать о чём-то, кроме профессии, просто не было времени. Однажды моя коллега приехала из Москвы, рассказала о том, что в Институте усовершенствования врачей есть интересная кафедра восстановительной хирургии лица – вот куда бы попасть. Я написал туда письмо, со всеми своими документами, с большим списком выполненных операций – в Якутии травм хватало. Пришёл ответ – приезжайте. Я всегда с теплотой вспоминаю время работы на севере: уставали, врачей там было мало, и всегда мы были нужны.
– Как вас встретила Москва?
– Если бы не якутский опыт, пришлось бы трудновато. Кафедра восстановительной лицевой хирургии ЦИУВ работала на базе Центрального стоматологического института.
Работать пришлось много, занимался экспериментальной темой. Мне было 26 лет, рядом в основном пожилые доктора, считающие меня мальчишкой. Но здесь всё было интересно. Непростые пациенты, непростые операции. Вскоре защитил кандидатскую диссертацию. Но, увы, – жизнь это взлёты и падения, победы и поражения, разочарования. У меня случился конфликт с руководством кафедры – профессором Дмитриевой. Согласившись с её предложением, я бы предал коллег, но я отказался. Если бы сегодня передо мной стоял такой выбор, поступил бы аналогично. Нас тогда поддержала ректор ЦИУВ, легендарная женщина, бывший министр здравоохранения СССР Мария Дмитриевна Ковригина.
– Руководство, да и коллег зачастую раздражают те, кто не успокоен, кто всё время что-то ищет, постоянно совершенствуется в профессии, поэтому время перестройки наверняка принесло вам свободу, возможность решать задачи, которые вы сами ставили перед собой…
– В институте стали происходить постоянные изменения, а мы работали всё на том же месте. Поскольку я много читал зарубежной литературы, то узнал, что там начали активно заниматься микрохирургией, заинтересовался новым направлением. В России профессор Ю.Крылов в Российском научном центре хирургии им. Б.В.Петровского проводил эксперименты, мне было разрешено приобщиться и овладевать новыми методами.
– Наконец-то вы обрели ту специальность, которая была «вашей», стали заниматься той хирургией, которую всегда любили. Что же изменилось в вашей жизни?
– Когда наступает зрелость, то приходит понимание многих вещей. Например, осознаёшь, что для хирурга главное не руки, а голова. Я видел много хирургов, которые, оперируя, кричат, суетятся. А я считаю, что операция должна проходить в спокойной обстановке – может тихо звучать классическая музыка, даже джазовая, никто не спешит, не повышает голоса, и результат тогда хороший. С годами убеждаешься, что есть наглядные показатели качества нашей работы. Вот сегодня прошла сложная операция по удалению опухоли, у пациента была большая потеря крови, но посмотрите, я похвастаюсь – на мне послеоперационная одежда, и ни одной капли крови. Надо всё делать аккуратно, хирургия должна быть без крика. Если в ходе операции, после неё пошло что-то не так, значит, хирург чего-то не увидел, не предусмотрел. Перед каждым вмешательством надо «прокрутить» все его варианты, продумать, как всё может пойти, чтобы хирург был готов практически к любой неожиданности.
Я часто беру пациентов, которых, признаюсь, оперировать уже нельзя, это так называемые «операции риска». У меня была пациентка, которая после вмешательства в известном институте всё равно теряла до 1 л крови ежедневно. Она уже не вставала, ей было 26 лет. Через неделю она умерла бы. Я нервничал, понимал, что всё может быть, но раз есть шанс, как его не использовать? Её удалось спасти. Она стала ходить, я стал героем института. Признаюсь, – это как-то приподнимает человека, вселяет уверенность, желание работать ещё больше и лучше. Повезло.
– Почему «повезло», ведь вы подарили человеку жизнь.
– Опыт – это первое условие успеха. Вот мы говорили о сегодняшней операции, никому же не расскажешь, что я проснулся в 2 часа ночи и прокручивал её в голове. А если сделать вот так, а если пойти по такому пути, как будет? Научить можно всему. Да, сначала не получается, тренируйся. А вот избрать самый оптимальный, самый надёжный вариант, без риска, без «красивостей», но который наилучший – это уже победа, здесь есть чем гордиться. Некоторые врачи, берясь за операцию, дают «процент выживаемости». Меня это удивляет, я считаю, что врач обязан гарантировать успех.
– Александр Иванович, а со временем не пропадает интерес к новому, не происходит ли, как говорят сейчас, «эмоциональное выгорание» из-за нагрузок?
– Недавно смотрел передачу – 85 лет исполнилось нашему знаменитому академику РАН, блестящему хирургу Анатолию Покровскому из Института хирургии им. А.В.Вишневского, где он сказал, что хотел бы ещё оперировать. Хирургия, по-моему, – это способ самоутверждения в благородных целях. Операция прошла хорошо – ты доволен. Лично ты ничего от этого не имеешь, просто ты сам себе доказываешь, что ещё умеешь, что чего-то стоишь, особенно если идёшь на тяжёлую операцию. Мои сотрудники говорят, что меня легко завести: надо только сказать, что от этого пациента все хирурги отказываются – и всё, я готов взяться. Что это? Честолюбие или желание обязательно преодолеть важный рубеж? Может, и на Крайний Север, в Якутию, потому и поехал, что хотелось не как все, а себе доказать, чего ты – человек стоишь. Может, нас так воспитывали: сам погибай, а товарища выручай. Во время операции мы иногда шутим, тихо говорим, чтобы накал снизить. Хирургия тем и хороша, что каждый аз встречаешься с новым человеаз встречаешься с новым человеком, потому банальную работу я уже не делаю… — Почему много лет назад академик РАН Александр Коновалов доверил именно вам выполнить важную часть операции при разделении сиамских близнецов?
– Из ныне живущих медиков выше А.Коновалова для меня никого нет. Это великий хирург и интеллигентный человек. Чтобы стать настоящим пластическим хирургом, я везде предлагал свои услуги, со временем стал помогать специалистам разных профилей, не владеющих пластикой, нередко работал у него в НИИ нейрохирургии им. Н.Н.Бурденко. Александр Николаевич пригласил меня.
– Для вас это был очередной эксперимент, он был вам интересен?
– Несомненно, это уникальный случай. Тогда ведь, признаюсь, практически не было врачей, которые могли бы сделать операцию моего профиля. Я загорелся.
– Вы заводной?
– Точно. Главное – мы победили. Девочки-близнецы живы до сих пор, недавно их показали по телевидению – молодые, красивые.
– Что вы цените сегодня в своих учениках?
– В учениках прежде всего ценю внимательное отношение к пациенту, желание работать.
– У вас есть любимчики?
– А со мной нелюбимчики не работают, если мне доктор не подходит, я его в свою команду не возьму. У меня идёт большая селекция, в этом году из нескольких оставил только одного, сейчас в ординатуре учится 62 человека, по имени их всех не знаю, но вижу, как они себя ведут в операционной, как относятся к больному. Женщины сегодня даже более толковые, чем мужчины. У меня самая хорошая ученица недавно родила и на 5-й день приступила к работе, делала сложнейшую операцию.
– Сколько операций вы делаете?
– Одну, две в день, мы оперируем 4 дня в неделю. В год выполняю 300-400, работаю 40 лет, вот и считайте.
– Вас многие называют лучшим пластическим хирургом в стране. Вы владеете искусством делать человека красивым, дарите ему радость жизни, возможность ощущать себя полноценным…
– Я действительно оперирую у себя в ЦНИИ стоматологии, во многих других клиниках, когда требуется работа пластического хирурга. Но скажу откровенно – сейчас нас много, и большинство эстетических хирургов утверждают, что они – лучшие, считаю, что врач не должен об этом кричать. Мама мне всегда говорила: «Саша, только никогда не хвастайся, лучше промолчи. Пусть о тебе люди скажут, потому что самое главное украшение человека – это скромность».
Беседу вела Валентина ЗАЙЦЕВА, корр. «МГ» Фото Александра ХУДАСОВА.
‹ Дети не должны страдать от политики Вверх
